– Я обещаю помнить ваши советы, – сказал молодой человек, вставая.

Олимпия проводила его до лестницы. И уже на ходу сказала:

– Ах, мне бы хотелось увидеть и узнать Фредерику. Я уверена, что она была бы более послушна мне, чем вы. Но, к несчастью, это невозможно. Чего только не подумали бы, а главное, не наболтали бы в свете, прослышав, что певица, за которой граф фон Эбербах ухаживал в прошлом году, водит знакомство с его женой! Но раз уж я могу говорить только с вами, будьте любезны слушать меня за двоих. Прощайте. До скорой встречи, не так ли?

– До скорой встречи, – отозвался Лотарио.

И он, поцеловав Олимпии руку, спустился по лестнице, пересек двор, вскочил в седло и крупной рысью поскакал прочь.

Однако на бульваре Сен-Дени, там, где начиналось предместье, он заметил Самуила Гельба, который пересек ему путь пешком: он как раз вышел из Менильмонтана и, видимо, направлялся в сторону особняка графа фон Эбербаха.

После всего, что он недавно услышал от Олимпии, эта встреча произвела на Лотарио крайне неприятное впечатление.

«Он заподозрит, что я еду к Фредерике, – сказал он себе. – И возможно, заговорит об этом с дядей. А что если не ехать сегодня в Анген? Если, напротив, через часок нанести визит графу и таким образом неожиданно хитро обмануть Самуила? Да, так и надо поступить. Отличная мысль!»

И вместо того чтобы углубиться в предместье, Лотарио вернулся на несколько шагов назад, свернул на бульвар, ведущий к площади Бастилии.

«Но я же вчера обещал Фредерике, что приеду сегодня, – уныло раздумывал он. – Она будет беспокоиться. А потом, помимо всего прочего, мог же я просто ехать по улице Предместья Сен-Дени, вовсе не собираясь в Анген. У меня могут быть знакомые в этом предместье. Я мог ехать в направлении Монмартра. Да и видел ли меня господин Самуил? Он даже головы не повернул в мою сторону. Он меня не заметил. Теперь я в этом даже уверен, он ведь не ответил на мой поклон».

Тут он прервал свои успокоительные рассуждения, подумав в порыве благоразумия: «Нет, все же сегодня осторожность требует лучше не ездить в Анген».

Однако взвешивая таким образом за и против и в этих колебаниях добравшись шагом до Аустерлицкого моста, Лотарио повернул назад и крупной рысью поскакал к предместью Сен-Дени.

«Ба! – говорил он себе. – Лучше всего поспешить, время еще не упущено. Я успею вернуться еще прежде, чем возникнут подозрения».

Он дал шпоры коню и галопом пронесся через предместье, так что слуга, весьма озадаченный странными зигзагами пути и причудливым аллюром своего господина, с большим трудом поспевал за ним.

В Анген к дому Фредерики он добрался в ту самую минуту, когда на Университетской улице Юлиус и Самуил садились в карету, готовясь застать их врасплох.

XXXV

Жена-невеста

В Ангене, как мы уже говорили, Фредерика занимала очаровательный маленький дворец с окнами, смотрящими на солнечный восход и берег озера.

Красный камень его стен, выгоревший от знойного солнца прошлых лет и омытый дождями зим, побледнел и стал скорее розовым, что отлично гармонировало с нежно-зелеными оконными ставнями.

Фасад дома так и лучился весельем. Виноградные плети игриво карабкались по стенам, к осени обещая строению пышный пояс из листвы и ягодных гроздьев.

Изнутри все было так же прелестно, как и снаружи. Убранством дома по поручению графа фон Эбербаха занимался не кто иной, как сам Лотарио. Мебель редкостной работы, драпировки из голубого шелка с вытканными на нем белыми розами, большие часы из саксонского фарфора, маркетри, ковер, настолько пушистый, что нога тонула в нем по щиколотку, дорогие картины лучших из ныне живущих мастеров, книги современных поэтов – короче, здесь было решительно все, что требуется, чтобы сделать жизнь изящной и удобной.

Открыв окно, Фредерика видела перед собой живописный сельский пейзаж – озеро в обрамлении зеленеющих холмов. Закрыв его, она оказывалась в одном из самых удобных и очаровательных особняков, какие можно найти только на улице Предместья Сент-Оноре. В этом шале, украшенном всеми лучшими созданиями искусства и ремесла, близость к природе сочеталась со столичным блеском. То была Швейцария, перенесенная в Париж.

Перед домом располагался чудесный английский парк; в эту пору он был весь в цвету и отягощенные цветами ветви прибрежных кустов и деревьев купались в водах озера.

Госпожа Трихтер, сидевшая в гостиной со своим вязанием, вот уже целый час как стала замечать, что вид у Фредерики какой-то встревоженный. Девушке явно не сиделось на месте: она то входила в салон, то выходила, садилась и тут же вставала, выбегала зачем-то в сад и тотчас шла в свою комнату.

Правдивая и преданная душа девушки была настолько прозрачной, что не составляло труда догадаться: Фредерика ждет Лотарио и беспокоится, почему его нет.

С того часа, когда он обычно являлся, прошло уже больше двадцати минут. Такое ужасное опоздание! За двадцать минут каких только катастроф, болезней, падений с лошади, взрывов и крушений любого сорта не успеет изобразить фантазия влюбленной девушки!

Что же могло стрястись с Лотарио? А ведь Фредерика еще вчера говорила ему, что он слишком гонит своего коня. Зачем то и дело его пришпоривать, заставляя прыгать? Это же самый верный способ навлечь несчастье. Хорошенькое дело, если лошадь сбросила его на землю! Но нет, для этого он слишком хорошо держится в седле. Тогда почему же он не едет? Стало быть, он болен?

Нет, Лотарио был определенно прав, когда не послушался внутреннего голоса, после встречи с Самуилом убеждавшего его не ездить в Анген. Если уже одно его опоздание заставило Фредерику так всполошиться, страшно подумать, что было бы, если бы он вообще не появился.

Вся во власти своих тревог, Фредерика поднялась на террасу, откуда можно было наблюдать за дорогой.

Вдруг над ней в той стороне, где был Париж, поднялось облачко пыли и девушка смутно различила топот копыт коня, мчавшегося во весь опор.

Ее глаза еще не могли рассмотреть всадника, но в том и нужды не было: сердце Фредерики тотчас узнало его.

– Это он! – воскликнула она.

И Фредерика весьма проворно сбежала по лестнице.

Когда она выбежала на крыльцо, Лотарио уже спрыгнул с коня, бросил поводья слуге и успел подняться на третью или четвертую ступеньку.

– Здравствуйте, Лотарио, – сказала девушка с улыбкой, ясно говорившей о том, что тревоги и тоска ожидания уже совсем забыты.

– Здравствуйте, Фредерика.

Они пожали друг другу руки, и девушка повела гостя в салон, где г-жа Трихтер сидела за своей работой.

– Ну, расскажите, Лотарио, как себя чувствует граф фон Эбербах? Вы его видели?

– Мы виделись вчера вечером.

– Почему же не сегодня утром? Тогда вы доставили бы мне более свежие новости, – продолжала она.

– О! – произнес он. – Мой дядя так хорошо себя чувствовал, что я счел бесполезным справляться о нем снова через такой короткий срок.

– Значит, улучшение продолжается? А что говорит господин Самуил?

– Господин Самуил Гельб находит, что в настоящее время лучшего и желать невозможно. Он опасается только наступления осени.

– Если осенью он сляжет, – сказала Фредерика, – мы будем рядом и станем оба так заботиться о нем, что опять его вылечим, как и в тот раз, ведь правда?

– О, разумеется, – отвечал молодой человек. – Если ему, чтобы жить, только и нужно, что забота, он чувствует себя лучше нас.

– Да, да, именно забота. Ну почему они захотели, чтобы я с ним рассталась? – спросила Фредерика.

– О, для этого были свои причины, – уклончиво проговорил влюбленный юноша.

– Вовсе нет, это было ошибкой, и я напрасно на это согласилась. Мне не следовало разлучаться с ним, ведь я ему нужна, я умею его рассмешить, а веселье – это уже половина здоровья. Если хотите, можете считать меня слишком самонадеянной, но вашему дяде необходимо, чтобы рядом был кто-нибудь, кто молод, подвижен и оживит все вокруг него. И я убеждена, что, когда он мог меня видеть, это ему было полезно. Да я бы и не послушалась, не поехала сюда, если бы мы не условились, что он каждый день будет меня навещать. Но он не держит своего слова. Приезжает раз в неделю, если не реже. А меня заперли здесь под предлогом, будто я больна, при том, что я, наоборот, никогда еще не чувствовала себя так хорошо. Но так больше продолжаться не может. С сегодняшнего дня все будет по-другому, я приняла решение.